Россия, как водится, на распутье. Сказанное было бы почти трюизмом, если бы, во-первых, не острота и драматизм альтернативы, перед которой сегодня стоит Кремль, и, во-вторых, не неотвратимость выбора. Экономическая ситуация не позволит ограничиться лишь привычными словесными упражнениями на тему. Точнее даже не так: выбор, причем в полном объеме политический, будет сделан и в том случае, если ничего принципиально не изменится. Так между чем и чем предстоит выбирать? Это развернуто показал в своих недавних выступлениях в СМИ Алексей Кудрин. Что Россия возвращается в экономический кризис, не новость. Как и то, что с подобным кризисом она в своей новейшей истории еще не сталкивалась: сейчас Россия противостоит ему практически в одиночку, флагманы мирового сообщества в лице развитых стран не только не помогают и не помогут ей в преодолении кризиса, но и политикой санкций существенно осложняют положение. Что делать? Затертый от частого употребления вопрос тем не менее требует быстрого решения. В статье в «Ведомостях», а потом в интервью «РБК» Алексей Кудрин не просто показывает свой маршрут выхода из кризиса, его публикации не менее ценны тем, что они показывают: вокруг выбора новой модели развития на самом верху идет острейшая борьба, исход которой скажется на жизни каждого из нас. Каким должно быть ручное управление? Глубина и уникальность кризиса не оставляют шансов отделаться какими-то быстрыми и простыми ответами. Кудрин это показывает со всей определенностью. Как и то, что искушение уклониться от по существу важнейших политических решений пока велико. «У меня есть ощущение, — говорит он в интервью „РБК“, — что на всех уровнях власти, в том числе на уровне первого лица, нет объективной оценки вызовов, которые встают перед Россией. Там есть ощущение, что 2–3 года поможет продержаться Резервный фонд, а потом экономика пойдет вверх в рамках некоего цикла». Между тем ситуация гораздо острее. Мало того, что экономика еще долго будет приседать, кризис, как считает Кудрин, «будет достаточно затяжным, но еще дольше может продлиться стагнация, когда темпы роста экономики будут находиться в пределах ±1%». Помимо старых болезней — неэффективной структуры, низкой производительности труда, монополизма, отсутствия необходимого технологического прогресса — появились новые — санкции. И они надолго: «Поскольку проблема Крыма пока не будет урегулирована, то санкции сохранятся. Их отмена означала бы признание Западом нынешнего статуса Крыма. Но я предполагаю, что при взаимных компромиссах, например, если удастся урегулировать проблемы на юго-востоке Украины, мы будем иметь некоторое снижение санкций, не самых главных и не самых болезненных». Таковы условия задачи, которую предстоит решать. Пока превалирует подход — ничего принципиально не менять, обойтись методами ручного управления, о чем прямо говорит премьер Дмитрий Медведев. Кудрин считает такой подход совершенно ошибочным: подобными антикризисными действиями можно лишь усугубить рецессию. Он подчеркивает принципиальную разницу в ситуации кризисного 2009 года и нынешним положением российской экономики: антикризисные меры «должны отличаться от тех, которыми мы пользовались в 2009 году. В этот раз больше ударит не по моногородам, а по крупным городам. В прошлый раз бюджетники в масле катались, сейчас будет тяжело. Ситуация будет на порядок сложней. За 15 лет не было падения жизненного уровня, с этого года будет. Отдельные социальные группы провалятся еще сильней». «Нужно не сиюминутное затыкание дыр, как, допустим, зачастую было в 2008–2009 годах. Тогда был шок мировой экономики, и нам приходилось, недолго думая, тратить деньги. Это была не во всем уж такая выверенная и, может быть, сверхэффективная программа, но в силу обстоятельств она в тот момент сработала. Сейчас взять и повторить ее было бы ошибкой». Потому что санкции надолго, и рассчитывать на внешнюю поддержку глупо. Потому что российский кризис надолго, и правительство должно это учитывать и выстраивать системную антикризисную политику. Потому что ее неотъемлемая часть — пересмотр взятых на себя обязательств. Секвестр бюджета 2015–2017 годов неизбежен, но важно не просто механически сокращать расходы так, как это удобнее Минфину, а вложить в это сокращение элементы новой экономической политики. Кудрин считает неправильным превращать бюджет в заложника социальных или оборонных обязательств, какими бы внутри- или внешнеполитическими аргументами сохранение этих расходов ни обосновывалось. Это принципиально. Не только потому, что, если социальные и военные расходы оставить неприкосновенными, под нож пойдут те статьи расходов, которые как раз и могут поддержать экономику, например инфраструктурные. Важнее другое: сохранение прежних обязательств чревато расширением эмиссионного финансирования. Кудрин предупреждает: «Чаша весов может (это еще не произошло) склониться к большей эмиссии. Это, в общем, будет разбалансировать макроэкономику. В то время как мы будем решать отдельные задачи отдельных предприятий и отраслей, допустим, выдавая льготные долгосрочные кредиты оборонному комплексу, мы поддержим стагнацию экономики в целом. Инфляция будет выше, соответственно ставка кредита для обычных предприятий будет чрезмерно высока. А ведь именно они обеспечивают экономический рост — в прошлом году общий объем инвестиций в стране был около 13,2 трлн руб., из них только 20% — государственные». Любое антикризисное регулирование в каждом конкретном случае ручное. Сокращать бюджетные обязательства так, чтобы стимулировать экономику, а не инфляцию, будут тоже не компьютерные роботы, а люди, но ручное управление ручному управлению — рознь. Так в чем же альтернатива? Кудрин о ней говорит так: «Мы когда-то пошли на свободное движение капитала, ожидая, что будем проводить очень рациональную, современную политику. Оказалось, что это дает экономике новые возможности. Но оборотной стороной медали стало то, что, когда мы не отвечаем на вызовы, плохие ожидания вымывают деньги. В этой ситуации правильное поведение — придерживаться сценария выхода из изоляции. Если же последовательно создавать изолированную систему, когда-то придется вводить и валютные ограничения. Это, к сожалению, будет означать переход на другой, более низкий уровень развития экономики, с более серьезным госучастием и с властным регулированием. Я бы сказал, это возвращение лет на десять назад. Но это может оказаться в какой-то момент неизбежным. Я вижу, что сейчас в правительстве и у президента борются эти подходы, идет анализ ситуации, выслушиваются экономисты. Пока не сделан выбор в пользу одной из стратегий, побеждают элементы реакции, реагирования и постепенно создается более изолированная экономика». Итак, пока «создается более изолированная экономика». А это очевидная гарантия дальнейшего отставания и загнивания. Такое развитие событий в принципе чревато поиском внешних врагов и искушением поиграть военными мускулами. Кудрин об этом еще в ноябре прошлого года высказался со всей определенностью: судьба России «будет решаться мощью экономики», а не «в окопах». Доверие между государством и обществом вместо «суверенной демократии» Значит, необходимо «придерживаться сценария выхода из изоляции». И куда при этом идти? Кудрин называет цель — расширение доверия между государством и обществом, государством и бизнесом. В «Ведомостях» он пишет так: «Монопольная власть, неподконтрольные обществу правоохранительные органы, зависящие только от воли начальника, не могут и не смогут стать эффективными. Без открытости, диалога власти и общества нужную нам эффективность в экономике не получить». Другими словами, улучшение инвестиционного климата — не только колода «дорожных карт», затрагивающих снятие барьеров и повышение прозрачности, скажем, на таможне или при подключении к электросетям. Это важно, но никуда не деться от политических вопросов. Вячеслав Лебедев в качестве председателя наивысшего суда – воплощение проведенной судебной реформы. by The Council of Federation Кудрин прямо на это указывает: «В международном индексе верховенства права (Rule of Law Index) Россия в этом (2014-м. — Н.В.) году заняла 80-е место (из 99). Мы упираемся в потолок развития из-за непрозрачности судов и правоохранительных органов, коррупции. Правоохранительные органы стали в плохом смысле мегарегуляторами экономической жизни». Ключ к исправлению ситуации — судебная реформа. Вот как Кудрин оценивает то, что за нее выдается: «Каждые три-четыре года принималась госпрограмма. Кое-что, кстати, введено было. Всякого рода коллегии судей, повышение финансовой независимости судов. Но оказалось, что все упирается в негласное административное подчинение. И подбор кадров туда идет с условием, что суды будут вполне управляемыми. Чтобы пресечь эту практику, недостаточно только финансовых вложений, законодательных изменений или изменения структуры назначения. Для этого нужна политическая воля — если прокуратура будет следить за такими случаями, а не содействовать власти в поддержании статус-кво». Но самое главное другое: «Если власть чувствует себя монополистом, ей политически не угрожает смена в ближайшие годы, то и суды подчиняются, потому что там тоже люди, они не хотят лишиться работы». Все упирается в политику, в демократическую смену власти, в организацию выборов. Время и Кудрин В общем Кудрин предлагает реформы. Необходимые, долгожданные, но быстро не реализуемые. У него есть и программа-минимум: «Чтобы вернуть доверие бизнеса, можно предпринять такие шаги, как восстановление пенсионных накоплений, предоставление дополнительных полномочий и финансов регионам, реальные шаги к обеспечению равных прав на выборах. Другой важный шаг — заморозить изменение налогов, запретить повышать их на продолжительный период, за исключением строго оговоренных случаев». Но и на это требуется время. А Кудрин совершенно справедливо утверждает: «Главное — нельзя ждать. Время работает против нас». Так как же быть? Продолжать не закрывать глаза. Именно к этому Кудрин призывает, когда показывает, что кризис перед Россией всерьез и надолго. Когда говорит, что необходимо вести дело к свертыванию санкций, к мощи экономики, а не к окопам. Бороться за расширение доверия между государством и обществом необходимо. На длинной дистанции. А на короткой антикризисной глупо отворачиваться от того факта, что в ближайшее время доля госинвестиций в общем объеме инвестиций безальтернативно увеличится. Не от хорошей жизни. Но если это госинвестиции, а не поддержка нефтяной госкомпании, которую та затребовала при $80 за баррель, притом что с тех пор цена рухнула почти вдвое, а значит, приоритет не лоббирование получения госденег, а внутренняя реформа и частичная распродажа, особенно если инвестиции идут в проекты, которые могут оживить и частную предпринимательскую активность, например инфраструктурные, то это тоже антикризисный шаг. Реализация подобных проектов тоже, конечно, требует времени. Но важен знак. Что инвестиционный процесс получает новый импульс, что Россия в состоянии продолжать реализацию крупных инвестиционных проектов, которые сами по себе разогреют экономику. Что олимпийский опыт следует развивать. Да, это, возможно, не способствует напрямую укреплению доверия государства и бизнеса, которые для Кудрина приоритетны. Он называет и самый яркий знак на этой стезе: «Кадровые изменения на ключевых постах обязательны. И в правительстве, и в госкомпаниях». «И в том строю есть промежуток малый, быть может это место…" Для него? Николай Вардуль