Общества бывают открытыми и закрытыми, как объяснили нам Андре Бергсон и Карл Поппер. Среди важнейших отличий открытого общества (современного типа) от закрытого общества (архаичного типа) Поппер выделяет критическое отношение к запретам (табу), и стремление к критическому осмыслению реальности — как собственных действий индивидуума, так и действий других. При этом, чтобы избежать анархии, казалось бы, неизбежной при таком индивидуализме, открытое общество вырабатывает правила взаимодействия, которые могут принимать и форму законов, и форму социальных практик, и даже оставаться в области релизиозного, трансцедентного. Роль организованных коммуникаций (в том числе и масс-медиа) в открытом общества именно потому важна, что они обеспечивают относительное единство «пространства договоренностей». Масс-медиа вместе с инструментами государства — «легитимизированным насилием» склеивают общество, предлагая ему как единый язык символов и понятий, так и своего рода «грамматику отношений». Открытое общество не является целью общественного развития — как и любое демократическое устройство, оно лишь процесс, постоянный процесс совершенствования. Соответственно, и его институты, инструменты, компоненты организации тоже находятся в постоянном совершенствовании; эти перемены могут быть как постепенными, так и революционными. Карл Поппер в последние годы своей жизни очень много размышлял о том, насколько необратимо движение людей к открытому обществу. Наблюдая переходные процессы в пост-социалистических странах, в меняющемся капитализме, он в поздних работах постоянно высказывал озабоченность возможным «откатом» или вообще разворотом вектора развития. Между тем, даже его великому мозгу было трудно представить те колебания в осмысленной им цепочке, на которые оказалась способна цивилизация. Переходные состояния пост-коммунистических обществ, переходные состояния китайского коммунистического общества, «загогулины» развития в демократиях — все эти варианты породили странные сочетания «общество-сознание». Хотя это область философии и социологии, осмысление «открытого» и «закрытого» имеют большое значение для масс-медиа. ОТКРЫТОЕ ОБЩЕСТВО и ОТКРЫТОЕ СОЗНАНИЕ Побеждая запреты/табу, разрушая устаревшие структуры и институты, общество не только переживает революции, но и формирует у себя «открытое сознание», частью которого и являются медиа-коммуникации. «Открытое сознание» — обязательный компонент прогресса, основа научного метода, фундамент социальных инноваций. «Открытое сознание» совершенно не обязательно должно носить революционный характер. Более того, оно не является исключительным свойством открытого общества. «Закрытые» общества никогда не изменились бы, если бы исключительно порождали закрытые, герметичные модели мира и общественной организации. Только у Платона справедливость абсолютна, и этот абсолют определяет вечность общественной организации, построенной на справедливости; Поппер в «После открытого общества» отмечал, что это совершенно тоталитарная идея. Справедливость изменчива, она зависит от человеческого отношения к определенным субъектам, их взаимодействию и способу оценки. В самом закрытом обществе неизбежно живет открытое сознание — в форме диссидентских движений (гражданских, национальных, религиозных, даже в форме гильдий); верно и обратное — в открытом обществе возможно и допустимо существование «закрытого сознания», системы взглядов и ценностей, которые отказываются меняться и учитывать изменения других. Это понятная политическая банальность — везде есть сторонники перемен и консерваторы; однако на уровне массовых коммуникаций это противопоставление не так уж и просто использовать. Масс-медиа — это такой специальный инструмент, который существует как раз для того, чтобы «открытое» и «закрытое» сознание поддерживать, распространять и развивать. Нет ничего предосудительного ни в «открытом» (даже если оно — революционное), ни в «закрытом» (даже если оно настолько охранительное, что, как недавно в России, предлагает вернуться к крепостному праву). Но при одном условии: государство не вмешивается в пропорции между этими видами сознания, не поддерживает (хотя бы открыто) ни один из стереотипов. Однако непонятно. что делать, если государство однозначно становится на какую-то сторону; если государство открыто поддерживает «закрытое» сознание и масс-медиа, которые этот стереотип продвигают (или даже насаждают). Эта неопределенность особо заметна в ситуации, которую мы наблюдаем в России — однажды одна из самых свободных от идеологии стран мира, унаследовавшая от СССР высокий уровень образования, прилично развитое формальное и неформальное критическое мышление у граждан, за последние 15 лет создала некуюальтернативную идеологию. Нельзя сказать, чтобы это был какой-то уникальный процесс — схожие можно наблюдать во многих странах, начиная от Китая и заканчивая, например, Венгрией; в какой-то степени, даже развитые демократии с очевидно «открытым обществом» не чужды судорог разворотов и откатов. Однако мне проще анализировать российскую ситуацию, поскольку восприятие дихотомии «открытость-закрытость» значительно ближе культуре, языку, стилю и организации мышления. АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ИДЕОЛОГИЯ Бесполезно искать эту идеологию в какой-нибудь программной статье Владимира Путина. У нее нет позитивной формулировки. Это негативная идеология, построенная на отрицании ценности или применимости тех или иных принципов открытого общества к России; это ситуативная идеология, которая не базируется на твердых взглядах — наоборот, она мутирует в соответствии с «вызовами времени», не изменяя себе только в одном, в признании «особого пути» страны и ее руководства. Чуть менее важно, хотя достойно упоминания, что это нарративная идеология, построенная как система аргументов вокруг российского понимания истории после 2-й мировой войны и, в особенности, после распада СССР. Поскольку качества этой идеологии не привязаны к какому-нибудь «Манифесту», то у неё нет внятного канона, нет автора-демиурга, аппарат которого становится нормативным и позволяет поддерживать определенную чистоту концепции. Более того, даже если взять за основу такой идеологииМюнхенскую речь Владимира Путина в 2007 году, она не дает никакого полноценного канона и аппарата; никакого внятного оформления не произошло и после. Однако присутствие альтернативной идеологии ощущается всеми пятью чувствами российских медиа-специалистов, не говоря уже о шестом, о чувстве поротой задницы. Появление альтернативной идеологии помещает медиа-коммуникации в особый контекст, принципиально отличный от открытого общества, пусть даже в его переходной форме. Те свойства, которые очень пунктирно отмечены в предыдущем абзаце, создают для масс-медиа очень тревожную и опасную территорию выживания. ПРОПАГАНДА И КОНТР-ПРОПАГАНДА Идеология невозможна в отрыве от пропаганды; в современном обществе идеология преимущественно распространяется через масс-медиа, открыто или закамуфлировано. Если воспринимать идеологию как совокупность доктрин (исходных понятий), инструментов интерпретации (отношения к понятиям) и целей (предполагаемого результата применения), то, переработанная для массового распространения, она становится, прежде всего,набором лозунгов (содержащих ту или иную адаптацию доктрин)и упрощенных шаблонов отношения (к вещам, понятиям, людям, событиям, взглядам и т.д., которые не упомянуты в исходных понятиях). Институт анализа пропаганды (IPA) еще в 1930-е годы выделил семь основных «грехов» пропаганды. Рекомендации IPA были обобщены в регулярном бюллетене Propaganda Analysis, который был адресован как источникам мнений (чтобы они избегали использования таких приемов), так и получателям медиа-сообщений, как помощь в обнаружении и «обезвреживании» сообщений. Использование ярлыков (Name-Calling) — постоянное навязывание некоего определения противника, с использованием смысла, который принижает его авторитет или ассоциирует его с чем-то однозначно негативным (например, использование определения «фашист», «поджигатель войны»;Сверкающая Всеобщность (Glittering Generality) — представление своей повестки дня в максимально обобщенной, но привлекательной форме, обещания «сияющего города на холме», «мира во всем мире», «нового порядка» и т.п.Перенос (Transfer) — неоправданное совмещение своих аргументов с заведомо почитаемой категорией мысли или поведения, такой как религия или патриотизм;Свидетельство (Testimonial) — включение в высказывание ссылки на авторитет, имеющий особую достоверность для данной аудитории, включая исторические и социальные авторитеты;Панибратство (Plain Folks) — обозначение источника мнения или сообщаемой им идеи как чего-то, связанного с народной мудростью, базовыми семейными ценностями и народным здравым смыслом;Шулерство с данными (Card Stacking) — использование ложных сравнений для того, чтобы создать у аудитории впечатление сбалансированного по аргументам спора с оппонентами, или крайне непропорциональное представление собственной и чужой информации;Вагон и маленькая тележка сторонников (Band Wagon) — искусственная организация поддержки высказываний, взглядов и личности большим количеством людей, основанная на использовании склонности людей к социальному конформизму. (по материалам проф. Николаса Кулла, автора книги «Холодная война и USIA: американская пропаганда и публичная дипломатия, 1945-1989″ — Cull, N. J. (2008). The cold war and the united states information agency: American propaganda and public diplomacy, 1945-1989. New York: Cambridge University Press). Масс-медиа в силу своей посреднической природы между источником информации и аудиторией, к которой они обращаются (и без которой они не были бы бизнесом), являются носителем представленной в обществе идеологии (и не одной, если только это общество не тоталитарное, запрещающее любые не-государственные взгляды). Поскольку, чаще всего, идеология оформляет себя в пропагандистские модели, масс-медиа неизбежно будут, в той или иной степени, позитивно (с поддержкой) или негативно (с критикой) транслировать её положения. В этом смысле требовать от СМИ абсолютной свободы от пропаганды (и контр-пропаганды) бессмысленно, на что указывал еще Карл Маркс. Идеология и ее массовизированная форма — пропаганда — существуют объективно. Они могут являться и предметом интереса СМИ, и компонентом их собственной практики (например, в связи с «партийной принадлежностью» или взглядами владельца/редактора). Если чего и требовать — так это максимального разделения информации и мнений, максимального соблюдения принципа объективности и всесторонности при работе именно с информацией — и ясного выделения мнений в контексте (журналист должен четко обозначить источник мнения и, возможно, подчеркнуть именно оценочность суждения). Если пропаганда объективна, и неизбежно становится предметом массовой коммуникации, то контр-пропаганда — далеко не всегда. Отчасти, в социально оговоренные (иногда и законодательно закрепленные) задачи масс-медиа входит обнаружение и разоблачение пропаганды, особенно той, которая направлена на изменение общества, выгодное кому-то. Под изменением тут может подразумеваться очень широкий спектр ожидаемого воздействия пропаганды — от внесения сомнений до посева паники, от разрушения политических контрактов до дискредитации конкретного человека или организации. Однако, в отличие от пропаганды, противодействие ей преимущественно строится на критическом подходе, на детализированном внимании к достоверности и оправданности аргументов пропаганды (ведь она может не иметь никакой злонамеренной цели, или ее источник может ошибаться или нерационально оценивать тот или иной социальный факт). Контр-пропаганда всегда распадается на тактическую и стратегическую: если первая преимущественно реагирует на появляющиеся вызовы, то вторая стремится к «иммунизации» общественного сознания от известных или предполагаемых рисков. (Продолжение следует — в следующей части о том, как мутируют пропаганда и контр-пропаганда в мире цифровых коммуникаций и что с этим делать) Оригинал