Григорий Ревзин дело пишет. Обязательно к прочтению для всех жителей постсоветского пространства. Ритуал легитимности Три раза в год, 7 ноября, 1 мая и 9 мая, здравствующий вождь СССР вставал на могилу основателя СССР и показывался оттуда народу. Основатель лежал нетленный и не закопанный, символически он как бы просыпался по праздникам, воплощаясь в товарищей Сталина, Маленкова, Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко и Горбачева. Смысл ритуала был очевиден: нынешний вождь является реинкарнацией первого вождя. Венецианский дож венчался с морем, цари венчались на царство, кто-кто присягал на Библии, кто-то на конституции, у нас был ритуал, возникавший на основе сложных отношений с трупом. То, что труп был непогребенным, а для того чтобы стать его реинкарнацией, требовалось на него залезть, придавало этому ритуалу отчасти телесный характер.Это ритуал легитимности. Легитимность в СССР отчетливо связана с темой похорон: там было принято, что тот, кто является руководителем похоронной комиссии предшествующего вождя, сам становится вождем. Положение руководства СССР на могиле четко указывало на то, какое место кто занимает сегодня в политбюро. Сама информация о распределении полномочий внутри «коллективного руководства» СССР, падение влияния товарища Подгорного, товарища Косыгина, соотношение влияний товарищей Романова, Гришина или Горбачева не являлась общедоступной и широко обсуждаемой, однако, стоя на Ленине, они не могли покривить душой, и каждый год западные аналитики обсуждали, кто как стоит. Это был ритуальный момент истины. Мимо этого места шли парады, военные и физкультурников. Парад – римский символ триумфа, и именно в таком качестве его впервые завез на эту площадь Петр Великий. Парад -- и своего рода ритуальный танец верности войск, в каковом качестве в XIX веке, когда скорость перестроения войск в колоннах утратила практический боевой смысл, использовали парады русские цари. Парад, наконец, точнее парадное шествие, – это отдание воинских почестей усопшему военачальнику. Парад на Красной площади использовался во всех трех своих ипостасях: это было отдание почестей вечносвежему трупу, триумф советской власти и символ верности здравствующим вождям. На демонстрациях шли штатские люди. На ранних довоенных торжествах колонны профсоюзов несли над собой символы своей профессии – печатный станок, калач, гаечный ключ, молот и т. д. Отчасти это проясняет смысл более поздних шествий, когда эти поделки уже заменили надписями на табличках и транспарантах. Такие копии орудий или результатов труда – это древнейшие атрибуты сакральных шествий, они являются по существу вотивными дарами, которые корпорации ремесленников несли в храм еще в диалогах Платона. Практически везде они со временем сменялись надписями или записочками, которые передавались в храм. Таким образом, шествие штатских было устроено по образцу шествия-поклонения, только более архаического, чем парады. Специфика главного советского ритуала заключается в том, что текста, который бы его объяснял и описывал, никогда не существовало. Начиная с Маркса и по сегодняшний день коммунизм сгенерировал огромное количество текстов, но в них нет ничего, что объясняло бы идею «живого трупа», обряд залезания на его могилу, прохождение мимо этого малопристойного объекта войск и подношения ему символических вотивных даров. С одной стороны, перед нами очевидно четкая, продуманная до деталей программа. С другой, у этой программы нет автора, нет, собственно говоря, и текста, написанного этим автором, и что все это значит, непонятно. Все, кто когда-либо писал или говорил об этом, сопоставляют нетленное тело Ленина с мощами в христианском церковном обиходе, и, возможно, Сталин со своим специфическим семинарским образованием действительно мог иметь в виду что-то подобное. Но и отличия слишком велики. Мощи Ленина никогда не чудотворили. Не существует ни одной истории про то, как к Ленину пришел «расслабленный», прокаженный или ослепший комсомолец, прикоснулся к гробу и вышел укрепленным, очищенным и зрячим коммунистом, хотя сила экзальтации людей того времени вполне могла к этому привести, а коммунистическая пропаганда разнести весть о чуде как угодно широко. Маяковский в поэме «Ленин» к этому вел. «Я себя под Лениным чищу» – парафраз Иова на гноище, причем там имеется в виду буквальное, физическое очищение: «Пробивши бурю разозленную, // сядешь, // чтобы солнца близ, // и счищаешь водорослей // бороду зеленую // и медуз малиновую слизь», – это уже недалеко от чудесных исцелений. Но этот порыв никогда не был поддержан. Нет никаких знамений, связанных с телом номер один, в советской агиографии оно никогда не шевелится, не светится, не посылает благословений и вообще ведет себя как и положено трупу. Историки сопоставляли советский ритуал с ближневосточными, форма Мавзолея восходит к вавилонским зиккуратам, а мумифицирование тела – к египетским практикам. Обычны сопоставления обряда захоронения Ленина в 1924 году с фактом открытия в 1923 году лордом Карнарвоном и Говардом Картером гробницы Тутанхамона. Однако разница ритуалов столь значительна, что говорить о влиянии достаточно трудно. Основной смысл египетского обряда – сокровенность, закрытость, гробница готовит к пути в загробном мире и тщательно оберегает мир живых от возвращения покойников. Основной смысл ленинского ритуала – открытость, несокровенность, постоянное присутствие Ленина в мире живых. Это прямо противоположное по смыслу высказывание. Очевидно, для определения смысла ритуала нужно проанализировать его генетику. Она достаточно случайна. Его начало – захоронение 10 ноября 1917 года жертв революции у кремлевской стены. По-видимому, идея устроить здесь кладбище принадлежит Михаилу Покровскому, видному историку, в тот момент одному из руководителей вооруженного восстания в Москве и фактическому председателю Моссовета (формально стал председателем 14 ноября). Он, несомненно, знал о «храмах на крови» вдоль кремлевской стены и могилах жертв опричнины Ивана Грозного, но его сравнительно понятная идея сопоставить жертв опричнины с жертвами революции была мгновенно переосмыслена. Джон Рид в своей книге«10 дней, которые потрясли мир» цитирует траурную речь: «Здесь, в этом священном месте, – сказал студент, – самом священном во всей России, похороним мы наших святых. Здесь, где находятся могилы царей, будет покоиться наш царь – народ». Ту же мысль повторяет командовавший артиллерией во время штурма Кремля Александр Аросев (расстрелян в 1938-м): «Казалось, стены Кремля, в котором испокон веков хоронили царей, поднялись, стали выше, они как бы гордились, что им доверили беречь прах революционных бойцов». Хотя царей никогда не хоронили под стенами Кремля, у большевиков мгновенно возникла мифология «царского места», куда они закопали своих товарищей, и так возник первый смысл нового ритуала. Суть его предельно архаична: могила соплеменника как право на территорию. Легитимность большевиков в Кремле обеспечивается тем, что здесь лежат их покойники. Вторая часть легитимности менее очевидна, но не менее сильна. 1 мая 1918 года состоялся первый большевистский парад на Красной площади. Средоточием парада была братская могила жертв революции. Над ней были установлены приспущенные красные знамена, таким образом сразу же оказалось, что праздничный митинг одновременно является траурным. Рядом с некрополем была сооружена кирпичная трибуна (по проекту архитекторов братьев Весниных), известна фотография, где, производя несколько макабрическое впечатление, с этой трибуны выступает Ленин (кажется, что Ленин выступает с трибуны Мавзолея). Первые речи, которые произносили советские вожди на Красной площади, были речами над гробами. Этот тип гражданского ритуала был хорошо понятен и известен, в том числе и лицам глубоко штатским, не обученным церемониалам государственной службы, именно этот штатский ритуал и был избран новой властью как форма государственной репрезентации. 7 января 1918 года большевики разогнали Учредительное собрание, вопрос об их легитимности, их праве на власть стоял достаточно остро. Символически данный ритуал решал этот вопрос достаточно изящно: они получали власть по праву мести за погибших товарищей. Не случайно гимн большевиков на тот момент – «Вы жертвою пали в борьбе роковой», эту мелодию даже исполняли кремлевские куранты. Этот смысл был усилен в демонстрации годовщины революции, 7 ноября 1918 года. В этот день Ленин открыл мемориальную доску Сергея Коненкова «Павшим за мир и братство народов», которую укрепили на Сенатской башне. Коненков явно ориентировался на иконописные образы. На его барельефе «гений победы», созданный по мотивам архангела Гавриила с пальмовой ветвью, встает из груды брошенных знамен (могил) к новому миру с сияющим солнцем. Здесь важнейшими являются следующие идеи. Во-первых, тема победы, триумфа, который справляется на Красной площади. Во-вторых, тема погибших расширяется до неопределенного числа жертв, репрезентируемых, однако же, именно этими, закопанными у кремлевской стены. «За мир и братство» переводит в число этих жертв всех погибших в Первой мировой войне, поскольку именно лозунг «мира» и «братства» был в этот момент главным в риторике большевистской власти (в марте 1918 года ратифицирован, а прямо в день годовщины аннулирован Брестский мир). Ритуал обогащается двумя сюжетами. Во-первых, все, когда-либо погибшие за идеалы революции, объявляются жертвами. Это бесконечный список. Тема жертвы очень важна. Это принципиальный сдвиг концепции, это больше не товарищи по оружию, это именно жертвы. Жертва невинна и сакральна, человек, принесенный в жертву, – это долг, возложенный на живых. Во-вторых, виновным в жертвах из-за Мировой войны оказывается старый мир как таковой, весь старый мир, и его последнее воплощение – империализм. Все погибшие в Мировой войне объявляются жертвами империализма, а шире – все погибшие вообще объявляются жертвами старого мира, но вот над гробами жертв встает архангел и ведет к новому солнцу. По случаю первой годовщины революции и открытия этой доски Сергей Есенин написал кантату. Спите, любимые братья, Снова родная земля Неколебимые рати Движет под стены Кремля. Новые в мире зачатья, Зарево красных зарниц... Спите, любимые братья, В свете нетленных гробниц.Солнце златою печатью Стражей стоит у ворот... Спите, любимые братья, Мимо вас движется ратью К зорям вселенским народ. Как и положено сакральному тексту, довольно темная по содержанию (кто это такие «новые в мире зачатья»?) кантата соединяет три смысла – смерть братьев, войска (рати) и неясный намек на воскресение («к зорям вселенский народ»). Военная сила, насилие здесь принципиально важны с точки зрения легитимности. 1918 год – это Гражданская война, с 5 сентября в стране официально действует режим красного террора. Жертвы революции – это основание, которое дает большевикам право на насилие, и поскольку этих жертв бесконечное множество, то и право на насилие бесконечно. К траурному митингу и речи над гробом добавляется новый элемент – военный парад. Первый парад идет множество часов, и его смысл оказывается совершенно неожиданным. Это не воинские почести и не демонстрация силы государства – это провод войск мимо могил погибших для того, чтобы они прониклись ненавистью к убийцам и получили право на насилие. Здесь – начало новой риторики советского государства, которую оно использовало все 70 лет своей истории. Мы боремся за мир, поэтому у нас – право войны. Наше право на насилие бесконечно, потому что мы жертвы бесконечного насилия. Вот, вот и вот доказательства – могилы. Эта специфическая легитимность, несколько уголовная по своей логике, основанная на идее: мы государство жертв, и потому можем мстить. Источником права на власть является смерть. Таков первичный материал, из которого складывается ритуал: могила, похоронная речь, траурный митинг, парад и демонстрация. Дальше умирает Ленин. Сама по себе мифология развивалась в сторону неминуемого воскресения. Эти мотивы сильны и у Есенина, и у Коненкова, конечный смысл борьбы со старым миром заключается в том, чтобы победить смерть как таковую и тем оправдать все жертвы. Мария Розанова в докладе «Маяковский и Ленин» замечает: «Первые чудеса начались немедленно: академик Абрикосов, работавший с телом Ленина непосредственно после смерти, рассчитывал свое бальзамирование только на шесть-семь дней. Но, как утверждали и утверждают, ни через неделю, ни через две тление праха не коснулось. Вместо трупных пятен явно начала проступать святость». Маяковский, веривший в воскрешение всех мертвых по Николаю Федорову, по мысли Розановой, ожидал, что сначала как-то воскреснет Ленин, а потом воскресит всех остальных: Вот он,большелобый тихий химик, перед опытом наморщил лоб. Книга–«Вся земля» – выискивает имя. Век двадцатый. Воскресить кого б? Большелобый тихий химик, по мнению Розановой, – это как раз Ленин, большой лоб которого – постоянный атрибут вождя в поэзии Маяковского. Так или иначе, сама идея не хоронить Ленина изначально явно несла в себе надежду на то, что смерть как-то неокончательна и пусть полежит до случая. Но постепенно эта идея сменилась несколько иной. Немедленно по смерти Ленина товарищ Сталин начал конструировать культ личности Ленина в чисто прагматических целях – борьбы за власть. Он придумал эффективную конструкцию. Его авторитет среди партийных вождей, его роль в революции, его положение в партии, его погруженность в марксизм не давали ему возможности претендовать на первые роли в государстве. Однако в паре с мертвым Лениным он мог. У него был только один прием – он все время отстаивал чистоту ленинской линии, но поскольку эта линия виляла как хотела, то он мог в каждой конкретной ситуации отстаивать что угодно. Таким образом он сокрушил всех своих соратников, от Троцкого до Бухарина, тех, на кого у него никогда не было бы права нападать, если бы он не отстаивал ленинских идей. Таким образом, для него лично именно зависший в состоянии непогребенности Ленин, именно прямая, непосредственная связь с трупом явились основанием власти. Трудно сказать, насколько товарищ Сталин сам верил в возможность грядущего воскрешения Ленина. Возможно, он внутренне не отрицал этого, во всяком случае, сам он лег в Мавзолей и тоже позволил себя выставить на всеобщее обозрение в бесстыдстве смерти. Однако чисто ситуативно он действовал в другой логике. Клод Леви-Строс в своей главной книге «Структурная антропология» назвал логику мышления первобытного человека «методом бриколажа». Имелось в виду, что первобытные мифологии американских индейцев строятся «из подручного материал», тех понятий, явлений и идей, которые уже есть в их обиходе, и глубочайшая оппозиция естественного и искусственного, бессознательного и осознанного, природного и человеческого выстраивается на основе противопоставления сырого и вареного как всем понятного и первого подвернувшегося под руку. Товарищ Сталин выстроил ритуал легитимности государства на Красной площади ровно так же, из того, что было в наличии, без сложных программ и специальных текстов. У него уже было: – принадлежность Кремля большевикам на том основании, что у них там есть свои могилы; – идея, что все похороненные у стены есть жертвы старого мира; – идея трупа как легитимации насилия, они убили наших братьев, вот их тела, теперь мы убьем их; – похороны как главный ритуал, на основе которого выстраиваются все остальные, любая речь есть речь над гробом, порядок речей определяет близость к покойному, а шествие у могилы есть отдание почестей. Он добавил к этому две новые идеи. Во-первых, Ленин как выражение чаяний всех угнетенных всего мира (у Маяковского «Выплыви, заступник солнцеликий» мычал аж негр на Ниле), как гений всех времен, приведший угнетенных к победе, но сам не доживший до нее, стал самой главной жертвой, собравшей в себя символический смысл всех жертв. Во-вторых, основа легитимности нового вождя государства – его тождественность с Лениным, а любой, кто растождествляется, подлежит истреблению.Ему не хватало одной детали, одного штриха, чтобы сделать эту мысль наглядной, пластически выраженной. Эту идею высказал Леонид Красин, человек, вполне искренне веривший в идею практического воскрешения умерших вследствие развития науки и техники. В ожидании, пока научная работа дойдет до нужной точки, он как раз и настаивал на временном бальзамировании тела, он же предложил соорудить трибуну. «Уместно будет над самым гробом Владимира Ильича дать гробнице форму народной трибуны, с которой будут произноситься будущим поколением речи на Красной площади», – заявил он. Сталин как создатель этого ритуала, вероятно, хорошо осознавал и меру его рукотворности. До войны он был сравнительно подвижным, парады проходили не регулярно, их сценарий и состав мог меняться. То самолеты пролетят, то дирижабли, то физкультурники, то футбольный матч устроят, то танки на скорость катаются по площади – ему было мало стоять живым воплощением временно усопшего, он еще развлекался, ему были интересны разные представления. Однако после того, как 7 ноября 1941 года войска с парада ушли на фронт, а 24 июня 1945 года вернулись, ритуал обрел если не иной смысл, то иную глубину. Это больше не было историей про жертвы октябрьских событий 1917 года в Москве, к которым подхоронили видных большевиков и увенчали некрополь Мавзолеем Ленина. После того как во время Парада Победы к подножию Мавзолея бросили 200 знамен и штандартов поверженной гитлеровской армии, этот Мавзолей стал символизировать не абстрактные жертвы старого мира всех времен и народов, дающие право мстить любым врагам, а 20 миллионов жертв этой войны и то конкретное зло, которое было повержено. Опять же никто и никогда этого программно не заявил, но именно из-за этого ритуала, возможно, на Красной площади нет памятника великой Победе. Им стал Мавзолей со знаменами у подножия, и это один из самых сильных кадров в истории ХХ века. Ритуал получил фантастическое подтверждение своей действенности: Ленин и мертвый из Мавзолея посредством своего вселения в товарища Сталина победил врага и принимал знаки триумфа. После этого что-либо менять было уже невозможно, ритуал приобрел святость настоящей народной жертвы. Можно размышлять о том, что думал товарищ Сталин, глядя на проходящие под ним, на уровне ленинского трупа, довоенные толпы восторженных физкультурников и на колонны героев войны, которые смогли сокрушить Гитлера и пришли обратно к нему под ярмо. Но в том, что Никита Хрущев относился к ритуалу всерьез, мистически, сомневаться не приходится. Иначе не понятно, зачем он выкинул из Мавзолея Сталина. С мистической точки зрения ловить живительные флюиды власти, исходящие из двух трупов сразу, затруднительно. Идея очищения СССР от сталинизма и возвращения к ленинским истокам была воплощена вполне буквально, телесно, и даже кажется, что сама идея пришла Никите Сергеевичу, когда он впервые стоял на Мавзолее во время сталинских похорон и чувствовал противоречие между двумя токами изнутри. Брежнев ленинских токов не ощущал, но он помнил себя на Параде Победы, и его парады – прежде всего военные триумфы. Трудно сказать, что ощущали Андропов и Черненко, кажется, уже ничего, но вот Горбачев же явно опять почувствовал живые ленинские токи. Настоящий ритуал работает, когда проходит через множество поколений и десятилетий, и каждый участник ощущает что-то свое. Если идея Москвы как второго Иерусалима в храме Василия Блаженного кажется странным средневековым озарением, а идея Москвы как средоточия русского духа в Историческом музее поражает неожиданностью своего возникновения в просвещенной стране, то третий объект-манифест на Красной площади – это результат не странных извивов непросвещенного богословия или излишней пылкости романтических идей, но мышления глубоко первобытного, доисторического. Вначале была смерть, и смерть была месть, и месть была власть, а власть есть воскресение, и аз воздам. Источник: (function(d, s, id) { var js, fjs = d.getElementsByTagName(s)[0]; if (d.getElementById(id)) return; js = d.createElement(s); js.id = id; js.src = "//connect.facebook.net/en_US/sdk.js#xfbml=1&version=v2.8"; fjs.parentNode.insertBefore(js, fjs); }(document, 'script', 'facebook-jssdk'));https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1009465419094302&id=100000925591192&fref=nf