СЕО одной из крупнейших в мире фармкомпаний AstraZeneca Паскаль Сорио рассказал РБК, боятся ли западные компании курса на импортозамещение, выгодно ли строить заводы в России, и на каких препаратах у нас можно заработать «Как местный производитель мы будем иметь преференции на гостендерах» — Сегодня вы участвовали в заседании консультативного совета по иностранным инвестициям, которое традиционно проводит премьер-министр Дмитрий Медведев [разговор состоялся 19 октября 2015 года]. Какие темы были основными? Обсуждался ли вопрос санкций? — Главные вопросы нашей отрасли, которые мы обсуждали, — локальное производство и государственные закупки в фармацевтической отрасли, а именно необходимость ускорения реализации специальных инвестиционных и долгосрочных государственных контрактов, а также других дополнительных возможностей для поощрения инвестиций и обеспечения доступности инновационных лекарственных средств и медицинских изделий. Нам важно, чтобы в России заработали механизмы практической реализации тех или иных решений, и именно об этом мы вели разговор. О санкциях говорили мало. Да, все инвесторы признают, что санкции влияют на их решения об инвестициях в Россию. Но в то же время Россия — настолько крупная и экономически важная страна, что все убеждены: в долгосрочной перспективе инвестиции все равно будут, и мы все вместе будем работать над развитием экономики вашей страны. Сама AstraZeneca от санкций не пострадала. Но наша задача сейчас добиться от российских властей большей предсказуемости, потому что для нас, как и для других инвесторов, именно это важнее всего. Мы готовы инвестировать в Россию, но не хотелось бы, чтобы спустя полгода после наших инвестиций произошли какие-то изменения в политике России, будь то введение параллельного импорта [схема ввоза товара, когда помимо выбранных производителем дистрибуторов его продукцию может ввозить любой желающий] или принудительного лицензирования [передачи права на использование изобретения третьим лицам или организациям без согласия правообладателя]. — Какие действия будете предпринимать, если параллельный импорт все же разрешат? Вы на днях открыли свой завод в Калужской области, получается, ваша продукция станет неконкурентоспособной? — Что касается параллельного импорта, то здесь ключевой вопрос в другом: сможем ли мы гарантировать качество продукции, которая путем параллельного импорта попадает в страну. Сейчас даже дорогостоящие и жизненно важные лекарства против рака подделывают — смотришь, а в этих таблетках кроме воды и сахара ничего нет. То, что происходит внутри Евразийского Союза, нам еще понятно. Но возможность параллельного импорта из третьих стран нас пугает — очень высока вероятность импорта контрафактной продукции. Второй момент, связанный с параллельным импортом, — это как раз то, о чем мы говорили: вопрос предсказуемости экономической среды, в которой мы работаем. Конечно, мы пытались объяснить российскому правительству, что невозможно сегодня построить завод, а завтра узнать, что разрешен параллельный импорт. — Изменилось ли ваше отношение к России в связи с санкциями и непредсказуемой политикой российских властей? — Нет, наше отношение к России в связи с санкциями не поменялось. Вообще компании AstraZeneca свойственно долгосрочное планирование на перспективу. Россия очень важный, очень большой рынок для нас, и через десять лет он останется столь же значительным. А что произойдет в промежутке между сегодняшним днем и тем, что будет через десять лет, нас волнует в меньшей степени. От политики мы стараемся держаться подальше. Для нашей компании в принципе большое значение имеют страны с формирующимися рынками, развивающейся экономикой. Особенно важны для нас страны БРИКС. Там много пациентов, которые получают недостаточно медицинской помощи по таким направлениям, как онкология, сахарный диабет 2 типа, сердечно-сосудистые заболевания. У нас есть препараты, которые могут этим людям помочь, мы хотим сделать их доступными пациентам. — Российские власти неоднократно заявляли, что к 2018 году рынок на 90% должен быть обеспечен отечественными препаратами. Беспокоит ли вас курс на импортозамещение? — Здесь больше беспокоят установленные сроки. При строительстве фармацевтического завода мы должны быть уверены в качестве. Нужно сертифицировать завод, обучить персонал, и тогда мы сможем произвести качественные лекарства. На все это требуется время. — К 2018 году ваш завод должен производить 40 млн упаковок разных препаратов в год. Этого хватит для того, чтобы обеспечить российский рынок или какую-то часть лекарств вам все равно придется импортировать? — Я надеюсь, что для российского рынка этого будет достаточно. С другой стороны, хочется верить, что и спрос на наши препараты будет увеличиваться. В любом случае, у завода большой потенциал для роста, поэтому спрос российских потребителей мы, в любом случае, сможем удовлетворить. При необходимости мы можем продолжить строительство для увеличении мощностей. Хочу отметить, что наши инвестиции — самые большие в фармацевтической отрасли в России. Я разговаривал с губернатором Калужской области [Анатолием Артамоновым], он говорил, что многие иностранные компании запустили свои производства в Калужской области, но завод AstraZeneca самый крупный [по объему инвестиций]. — Инвестиции в строительство завода составили $224 млн. Это конечная цифра? — Нет, инвестиции еще будут. Для нас это долгосрочные вложения: после того, как завод пройдет сертификацию, он будет работать долгие годы, поэтому экономить на нем мы не будем. — По сравнению с другими крупными компаниями AstraZeneca начала строить свой завод в России довольно поздно. С чем это связано? — Да, в фармацевтической отрасли мы не первые, но и не отстающие. Если говорить именно о крупных компаниях, которые инвестировали в местное производство, их не так уж и много, например, Sanofi, Novartis. Многие компании открывают в России линии по упаковке, а сами продукты импортируют из-за границы. Мы же открываем производство полного цикла, построенное с нуля, то есть на месте будем производить лекарственные средства. — Почему вы решили запустить завод полного цикла? Это дешевле, чем импорт? — Импортировать нам как раз было бы выгоднее: себестоимость производства в России не такая уж и низкая. Но мы считаем, что раз компания имеет бизнес в России, то она должна стать максимально российской. Нам важно содействовать развитию фармацевтической отрасли в России, создавать здесь новые рабочие места. Кроме того, мы понимаем, что как местный производитель мы будем иметь определенные преференции при участии в государственных тендерах. «Россия показывает очень высокие темпы роста» — Когда вы пришли в компанию в 2012 году, у AstraZeneca истек срок на ряд патентов, поэтому компания переориентировалась на создание новых препаратов по лечению диабета, онкологии. Каких результатов вам удалось достичь за три года? — Да, действительно, многие наши препараты утратили патентную защиту, по ним наша выручка падает. Есть ряд препаратов, по которым сроки истекают. Все это довольно известные продукты, такие как [препарат для снижения уровня холестерина] «Крестор», [гастроэнтерологический препарат] «Нексиум». Поэтому мы сейчас работаем над тем, чтобы создать большой портфель новых проектов. Мы уже достигли в этом большого успеха. Сейчас начинаем выводить на рынок новые продукты для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета 2 типа, бронхолегочных заболеваний и рака. Например, [препарат] олапариб для лечения рака молочной железы. Еще у нас на финальной стадии исследований новый продукт для борьбы с раком легких — по нему мы ждем одобрения FDA [Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств США]. Буквально через пару лет много новых продуктов выйдет на рынок. — Какую долю в общей выручке компании заняла Россия по итогам 2014 года? Как меняется выручка и прибыль российского подразделения AstraZeneca из года в год? — Мы такие цифры не называем, потому что это конфиденциальная информация. Но могу сказать, что в 2014 году доля России в выручке компании оставалась еще относительно небольшой. Мы получаем достаточно большую выручку в других регионах нашего присутствия: в Японии, США, Западной Европе. Но Россия показывает очень высокие темпы роста. В прошлом году он составил 20%, в этом году будет примерно таким же [в начале ноября AstraZeneca раскрыла выручку в РФ по итогам 9 месяцев 2015 года: по сравнению с аналогичным периодом прошлого года она выросла на 22% до $163 млн, что составило менее 1% выручки всей компании]. Именно поэтому Россия такой важный для нас рынок. Сейчас существенную долю в общем объеме нашей выручки и прибыли стал занимать Китай. — AstraZeneca стала отдавать приоритет развивающимся рынкам с вашим приходом в компанию. Эта политика сохранится? — Да, в ближайшие годы наши приоритеты не изменятся. Если говорить о цифрах, то в Китае рост выручки в прошлом году у нас составил 20%, Бразилия выросла на 15%. В эти страны мы планируем инвестировать и дальше. Сейчас где-то 25% нашей выручки складывается за счет стран с развивающейся экономикой. В следующие три-четыре года эта цифра точно вырастет до 30%. Количественно продажи препаратов в развивающихся странах выше, чем в развитых. Просто в Европе и США мы продаем больше дорогих лекарств, направленных, например, на борьбу с раком. А в Бразилии, России и Китае продажи складываются преимущественно за счет лекарств против сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета 2 типа — они дешевле. — В 2014 году выручка AstraZeneca выросла на 3% до $26,09 млрд. Чистая прибыль при этом снизилась на 15% — до $5,3 млрд. В первом полугодии этого года снизилась и выручка, и прибыль. С чем связано ухудшение ваших финансовых показателей? — Объяснение достаточно простое. Во-первых, как мы уже говорили, истекают сроки действия патентов на препараты. Во-вторых, мы считаем свою выручку и прибыль в долларах, а национальные валюты в странах БРИКС в этом году сильно девальвировались относительно доллара. В России, например, как вы знаете, падение составило около 50%. Поэтому когда мы конвертируем выручку в доллары, получаем такие низкие результаты. Третья причина заключается в том, что мы много инвестируем в местное производство, в подготовку кадров, в науку, в развитие препаратов. Так что в будущем наши финансовые показатели изменятся. — В будущем — это когда? — Если брать условно постоянную валюту и сравнивать прошлый год и нынешний, то в этом году мы показываем рост. Но в долларах у нас в отчетности опять будет снижение. 2016 и 2017 годы будут для нас непростыми, потому что все еще будет истекать срок действия патентов на ряд препаратов. Плюс мы по-прежнему будем инвестировать в производство. Отдачу от этих инвестиций, думаю, мы получим только в 2018 году. http://www.rbc.ru/interview/business/10/11/2015/562933129a79...