Продолжая серию переводов-пересказов-актуализаций классических работ в области коммуникаций, я не мог не оказаться перед необходимостью работы с материалами Institute of Propaganda Analysis. Клайд Р. Миллер, один из основателей IPA, был довольно странным человеком — в молодости, в качестве репортера местной газеты, он оказался замешан в скандале с обвинениями лидера Социалистической партии США Деббса в предательстве. После этого эпизода, сыгравшего важную роль в общем антикоммунистическом направлении американской политики, Миллер заинтересовался пропагандой как объектом изучения и противодействия; в зрелом возрасте стал профессор Колумбийского университета и оставил после себя наиболее ценные методические труды по тому, как создавать у граждан иммунитет к пропаганде. Надо отдать ему должное, со временем он признал, что собственная пропаганда может быть такой же вредной, как и пропаганда твоих противников; в частности, IPA утратил поддержку государства и наиболее крупных корпоративных спонсоров именно потому, что критично относился и к про-военной и анти-германской пропаганде в преддверии Второй мировой войны. Хотя универсальное значение работ Миллера и его коллег по деконструкции пропаганды как метода более или менее приняты в мире как классические, я не обнаружил их русских переводов; впрочем, написанные в 1930-х и 1940-х, они нуждаются в «поновлении», пояснениях, которые связывают ниточки истории. Что, собственно, и предлагается ниже. Как говорится, курсив мой. Алфавит пропаганды («Руководство для умного учителя по политической пропаганде», 1936) «Руководство» написано по результатам двух кампаний 1932 и 1936 годов, в которых средства массовой информации играли огромную роль, и которые оказались самыми «политтехнологическими» в истории современной Миллеру Америки. Кандидаты откровенно стали пользоваться инструментами пропаганды (описанными в начале 1920-х работниками CPI — Уолтером Липпманом и Эдвардом Бернайсом), в том числе, используя для борьбы за симпатии избирателей откровенно манипулятивных технологии. Миллер и его соавтор Виолетт Эдвардс писали свою работу прежде всего для учителей — чтобы, с одной стороны, «сделать прививку» школе от навязчивой, агрессивной политической пропаганды, и, с другой стороны, чтобы предложить простую, отчасти дидактическую модель «реакции на пропаганду», которая могла бы найти отклик в обществе. Американские избиратели, особенно в 1936-м году, должны быть в состоянии узнавать пропаганду в тот момент, когда они ее видят или слышат, равно как и распознавать те трюки, которые используют профессиональные политические пропагандисты. Прежде всего, необходимо запомнить первые пять букв этого «алфавита пропаганды». А. Пропаганда есть мнение или действие, которое направлено на то, чтобы воздействовать на мысли и действия других. Многие из нас становятся неосознанно инструментами в руках умных трюкачей от пропаганды и помогают им делать их работу. Помните, что любой, кто навязывает удобное вам и приятное вам мнение — пропагандист. Миллер последовательно отстаивает концепцию того, что пропаганда неразрывна с убеждением (persuation). В 1946-м он издаст книгу «Process of persuation» — исследование, которое ляжет в основу многих более поздних работ, как в психологии, так и в когнитивистике. Четкий, хотя и излишне формальный подход к информационному воздействию потребовал от Миллера непредвзятого анализа как пропаганды демократов (которым он симпатизировал), так и республиканцев (которым он не симпатизировал). Обобщения и обвинения, касающиеся использования пропагандистских приемов, достаются в равной степени и тем, и другим. Б. Пропаганда всегда концентрируется на предмете, внутри которого есть конфликт, [который в какой-то степени касается вас лично]. Держите в голове, или запишите для себя список проблем — местных, национальных и международных — чтобы определиться с тем, каково ваше собственное мнение по этим поводам. Интересно, что со временем эта «буква» стала самой нечеткой и размытой. Действительно, современная Миллеру пропаганда старалась быть релевантной — использовать для своих манипуляций те темы, события и элементы политики, которые прямо касались граждан; однако советские и нацистские практики показали, что это совершенно не обязательно. Тотальное давление и использование государства как института пропаганды позволяет использовать для убеждения, изменения поведения и индоктринация практически любые поводы — лишь бы их можно было связать с контекстом потребителя. Когда война и время победили классические тоталитарные режимы, неожиданным подспорьем пропагандиста стала глобализация — при определенном умении даже жителю Таймыра можно впарить пропагандистскую пилюлю про голодающую Африку. Однако совет Миллера — держать в уме или на бумаге список тех тем, которые вас действительно затрагивают — не теряет актуальности. В ситуации с украинским кризисом мы воочию наблюдали, как мощность медиа-давления позволила встроить в сознание российского общества ранее совершенно периферийный украинский дискурс и сформировать устойчивое негативное отношение к переменам в соседней стране — при том, что 90% россиян эти изменения не волнуют и никак прагматически волновать не могут. В. Наше собственное мнение (или занявшее его место пропаганда) в отношении понятных нам проблем определяется окружением, образованием, навыками, а также тем уровнем воздействия пропаганды, который мы допускаем в общении с другими людьми. Миллер был одним из первых исследователей, кто обратил внимание на вне-медийные аспекты пропаганды; анализируя результаты деятельности структур США в период Первой мировой войны, он пришел к выводам о большей внушаемости бедных, менее образованных и слабо медиатизированных групп, и обратил внимание на то, что наиболее сильными, с точки зрения эффекта воздействия, пропагандистами оказывались родственники, соседи и коллеги по работе — людям свойственна конформность, они стремятся, в среднем, соответствовать «общему мнению», даже не разделяя его рационально. В работе несколько раз будет использован математический термин «the lowest common denomitator» — который в применении к социальной практике означает стремление обращаться к самому непритязательному, «общему» для всех уровню. Г. Мнение и пропаганда могут быть хорошими и плохими; мы как американцы верим в Декларацию независимости настолько, насколько ее существование расширяет возможности или ограничивает те ценности, которые в ней провозглашены — жизнь, свободу и стремление к счастью большинства наших сограждан. Хорошая пропаганда, продвижение позитивных и полезных для общества идей не перестает быть манипуляцией; если ранние исследования в области политической роли масс-медиа (Лассвел, Липпман) исходили из содержательного качества пропаганды, то Миллер в этой работе, и особенно в более поздней — «Радио и Пропаганда» — говорит о том, что даже «правильная» пропаганда может плохо отразиться как на личности ее потребителя, так и на обществе в целом, особенно, если ее методы будут такими же, как у «вредной». Д. Наилучший способ иметь дело с пропагандой, будь это наша собственная или чужая, — подвергнуть мнения кропотливой скептической обработке и оценке. Это нормальное поведение образованного человека. Идеи Миллера и IPA лежат в основе практически всех концепций медиа-образования и медиа-грамотности: развитие критического мышления, позитивный скептицизм к массовой информации, сознательное (а не эмоциональное) доверие к тем из них, кто соблюдает правила объективного информирования. Миллер был последовательным сторонником медиа-просвещения, необходимости ознакомления школьников (и вообще граждан) с методами медийного психологического воздействия на их убеждения и действия. Задавайте себе вопрос о том, кому выгодно высказанное мнение, кто или что может быть источником пропаганды и, самое главное, почему. Хорошее мнение никогда не страдает от критики, потому что процесс проверки и осмысления ему не повредит; а вот пропаганда, очищенная от предубеждений и эмоций, станет очевидной. Наилучшим способом борьбы с плохой пропагандой является не изгнание ее из газет и радио, но постоянное сомнение в том, что она сообщает. Важное замечание, брошенное немного походя: в современном Миллеру обществе (а тем более — в нашем информационном и сетевом) невозможно полностью исключить пропаганду, более того, она является естественным компонентом всех процессов его развития. Проблема не в источнике сообщения, и не в носителе сообщения — она в сознании потребителя, который, несмотря на многолетние усилия, до сих пор не оснащен достаточными инструментами для выявления и критики навязываемых ему мнений. Впрочем, как показывают исследования общественного мнения последних десятилетий, усилия не проходят даром: в развитых медиа-обществах уровень доверия к масс-медиа, как правило, сохраняется, а вот внутренняя структура этого доверия сильно сдвигается в сторону сбалансированных, уравновешенных СМИ — тогда как политически окрашенные (и более пропагандистские) имеют все меньший мандат доверия со стороны более молодых (и более образованных) аудиторий. Впрочем, в переходных и авторитарных обществах такие исследования, скорее всего, демонстрируют не реальный уровень доверия, а, скорее, уровень конформности. Потребитель вынужден не только реагировать на содержание и форму коммуникации — но и на то, какое мнение по поводу этой коммуникации есть у «большинства», реального или сообщенного ему; рациональное поведение при высоком уровне поддержки, скажем, путинской политики неизбежно ведет и к догматическому, полу-ритуальному согласию с основными каналами коммуникаций. Как говорится в анекдоте, «е..у и плачу», то есть потребляю и меня тошнит — но если все мое окружение делает вид, что не тошнит, то и я постараюсь пережить. В демократическом обществе постоянно сталкиваются несколько источников пропаганды. В фашистских государствах — только один источник пропаганды. Следует обеспечить свободу высказывания, но при этом мы, граждане, должны учиться как опознавать в мнениях, действиях и даже фактах пропаганду — при этом принимать решения, исходя из принципов общего благосостояния. Почти любой разговор о пропаганде сегодня упирается в плюрализм пропаганды — то есть возможность убеждать и принуждать, которая если и ограничена, то только универсальными нормами права и морали. За исключением уж совсем исковерканных обществ — таких как Северная Корея, Эфиопия, Эритрея и Мьянма — большинство стран мира в той или иной форме соглашаются с плюрализмом пропаганды. Хотя Россия довольно быстро движется в направлении некоей (еще даже не сформулированной окончательно) тотальной идеи, в стране сохраняются относительные возможности такого плюрализма. Мы можем искать в словах Путина цитаты типа ein Volk, eine Faterland, ein Fuhrer, но это либо преждевременно, либо, что более вероятно, ложно. Несмотря на некую «консолидацию», общество содержит в себе большое количество подлинных и мнимых «разных систем ценностей». У этих ценностей есть носители, они не лишены прав объединяться и высказываться (скорее, власть всячески демонстрирует, что считает это нежелательным и готова искать всякие поводы для того, чтобы это запретить и не допустить впредь — но никаких прямых запретов (кроме имеющих хоть какую-то рациональную, пусть и отвратительную основу), по крайней мере, пока нет. В этом избирательном цикле миллионы людей будут обмануты трюками умных манипуляторов пропаганды. В разгаре кампании многие из нас даже радуются тому, что их обманывают. Мы становимся эмоционально отравленными. Хотя быть обманутым вполне может доставить удовольствие, как обещает нам реклама сигарет, для образованного гражданина гораздо большее удовольствие, и гораздо большая польза — знать правду. Не стоит забывать, что далеко не все пропаганда, даже не все политические кампании, являются шулерством… Я опускаю тут часть текста, где Миллер обращается к историческому опыту США, чтобы актуализировать сказанное. Пропаганда — это чаще всего «сладкий яд», это слова и смыслы, которые мы хотим слышать и потреблять. «Я сам обманываться рад» — любимый мотив любой политической, коммерческой и социальной пропаганды, мечта об идеальном потребителе сообщений, который точно считывает содержание сообщения, делает из него правильные выводы и с удовольствием следует предполагаемой модели поведения. Однако, что интересно, единственным эффективным способом проверки эффективности пропаганды являются четкие и честные демократические процедуры; в обществах, где управление более авторитарно и тем или иным способом искажает результаты выборов, подлинную эффективность пропаганды проверить очень затруднительно. Ведь даже самые лучшие социологические опросы не избавлены от риска измерить медийный шум в головах респондентов, а не их реальное решение в момент выборов; даже самые качественные и агрессивные СМИ — не более чем зеркало, причем зеркало избирательное и частично разбитое (даже в очень развитых культурах нет и не может быть полной медиатизации). В результате, один из парадоксов пропаганды заключается именно в том, что как инструмент изменения она эффективна только в демократических обществах; опыт ХХ века показывает, что как инструмент удержания status quo пропаганда имеет существенные ограничения. Пропаганда способна обеспечивать консолидацию, но она не может засевать поля и собирать урожай, она не умеет строить заводы и торговать их продукцией. Единственное свойство пропаганды, которое осталось неизменным за все десятилетия ее эволюции — это способность отвлекать людей от важных для них лично дел ради каких-то общих или частных интересов. С непредсказуемым результатом. В следующей части моего комментированного конспекта будет анализ Миллера (знаменитые «семь грехов пропаганды»). Источник: The Intelligent Teacher’s Guide through Campaign Propaganda Author(s): Clyde R. Miller and Violet Edwards Source: The Clearing House, Vol. 11, No. 2 (Oct., 1936), pp. 69-77 Published by: Taylor & Francis, Ltd. Оригинал